Девушка остановилась рядом и с интересом посмотрев на меня, сказала:
— Я Даша.
— Я Живой, — сообщил ответно.
— Как? — растерянно спросила она.
— Живой, — повторил я. — Зовут меня так.
— Знаешь, — удивленно сказала она, — я была уверена, что тебя зовут Медведь.
Я внимательно посмотрел на нее. Перед походом Зверь рассказал все, что помнил про семейство Кулака, так что догадаться про то, что это его дочь было не сложно. На своего папашу, впрочем, она была не слишком похожа. Он хоть и с бритой головой, но явно брюнет, а она рыжая. Да и габариты были совсем не отцовские. Ниже меня на голову и хотя и вполне физически развита, но очень женственна. С тонкой талией и небольшой грудью, как раз то, что мне всегда нравится. Наши женщины-воины с рельефной от постоянных упражнений мускулатурой у меня никогда энтузиазма не вызывали.
— Я, скорее Медведев буду, — сообщил ей, откладывая на потом мысль поговорить об этом вопросе с Черепахой. — Фамилия моя такая. Так что не очень-то и ошиблась. А Живой — это прозвище. Еще дважды рожденным называют, но это длинно и неудобно. Записали меня один раз в покойники, а я вернулся.
— А, — сказала она и я почувствовал ее облегчение. На живозапах о котором говорил Зверь это мало похоже, он гораздо лучше улавливает мотивы поведения, но преимущество в улучшенном нюхе есть, тем более что люди не умеют скрывать эмоции. Когда человек радуется, боится, страдает или еще какие сильные эмоции испытывает, у него меняется даже запах пота. С Народом такой фокус не пройдет, мы слишком привыкли держать себя под контролем, а здесь общаться с местными будет гораздо легче. Если только не в большом городе. Там должно быть слишком много запахов.
— Извини, если тебе неприятно вспоминать.
— Да нет, все нормально. Мне нравится быть живым, гораздо лучше, чем мертвым.
Пока мы разговаривали, Борис присев на корточки внимательно разглядывал развернутый тюк с одеждой.
— Удружили, — сообщил он, вставая. — Лучше бы это просто «Ткань» была. Все размеры очень большие, а переделывать проблема.
«Ну да», — подумал я прислушиваясь. «Естественно большие. Маленькие оборотни бывают только в детстве. Еще и хорошо отстиранные от крови и те, что с дырками я не привез. Сплошные трофеи с поля битвы».
— Не выдумывай, — говорил тем временем Рафик. — Все прекрасно подгоняется и переделывается. Берешь «Иглу» и «Клей» и сажаешь портних за работу. А даже небольшие куски очень приличные деньги стоить будут. Все равно это «Ткань», за такую куртку можно нормальный дом купить, а если кому большая пусть под нее что-нибудь одевает.
— Так это же я еще платить за переделку должен! — возмущенно воскликнул Борис. Начинался торг.
— Если хочешь, я тебе покажу, что у нас в Нахаловке есть, — сказала тем временем Даша. — Наверное, тебе интересно будет, все равно мы только завтра отплываем.
— Интересно, в смысле у вас в поселке есть что-то такое, что я не видел? И что означает это слово мы?
Она опять смутилась и замолчала. Потом, отбросив рукой челку, подняла голову и посмотрела мне в глаза.
— Папа мне рассказал о вас. И еще я говорила с Черепахой. Я знаю, что вы не славяне. Я не хотела сказать что-то обидное, мне хочется помочь, — она замялась и продолжила, — и я тоже еду с вами. Черепаха согласилась
— Интересно, — пробурчал я. — И кому еще папа сказал?
— Больше никто не знает, — уверенно сказала она.
— О! Значит стоит тебя убить и будет просто замечательно. Никто и не узнает.
— Это не смешно.
— Да уж. Мне тоже. Мы идем неизвестно куда на неизвестно какое время. Ты где-нибудь по дороге свернешь себе шею, а Борис потом предъявит претензии. Проще сразу, прямо здесь никуда не отправляясь.
Она торжествующе улыбнулась.
— Но ты же за мной присмотришь?
Если бы я был на равнинах, то уже точно бы знал что она начала на меня охоту. Как ухаживают люди, в воспоминаниях Лехи доставшихся мне почему-то не было. Куски из разных фильмов вряд ли можно было считать подходящей инструкцией.
— Иди сюда, — крикнул Рафик.
Я перешагнул через Мави по-прежнему лежащую на пороге и делающую вид, что не обращает на нас внимания, и двинулся к спорщикам. Кажется, они договорились о цене.
— Здесь что? — показав на три отдельно стоящих сумки и «флягу» с огромным горлом, спросил Борис.
— Вот эти две — мои вещи. «Фляга» тоже. А это… постелите что-нибудь на пол.
Даша торопливо притащила из фургона кусок брезента и положила на пол. Она очень старалась продемонстрировать послушание, так я и поверил. Женщины везде одинаковые.
Я вытащил из сумки пару свертков и, распаковав их, высыпал перед разом присевшей на корточки компанией. Женщины, включая Черепаху, дружно полезли руками в кучу и начали перебирать побрякушки.
— Килограмм пять будет, — сообщил я. — Если чисто золото не меньше ста тысяч долларов. У вас какой курс вообще?
— А никакого, — пробурчал Борис, — никто не понимает, по какому принципу эльфы за заказ берут. Иногда страшно много, а иногда какие-то копейки.
— Неважно. Тут есть старинные изделия с надписями Ушедших и камешками. Леха сказал, что совершенно не представляет, сколько может стоить и лучше продавать по частям, чтобы цены не сбивать.
Лена с явным сожалением на лице кинула в кучу цепочку с крупным изумрудом и встала.
— Это миллионы, — уверенно сказала она. — Даже простые изделия очень редко попадаются, а тут некоторые камни вполне достойны музея. Это вам не пару каратов, изрядно больше будет.